Токарева рассказ

Две радуги

-Нет, девчонки, не упрашивайте. Мне пора. Давайте уже прощаться, - убеждала подруг, таких же 40-летних «девчонок», высокая женщина. Она решительно застегнула «молнию» на черной куртке, словно отрезав путь к отступлению, к празднично накрытому столу, уже несколько разоренному.

-Катюш, ну ты совсем мало с нами посидела, еще песни не все спеты, - умоляюще гладила подругу по рукаву куртки хозяйка квартиры, именинница. – А может, заночуешь? Сейчас твоих предупредим.

-И, правда, Катюнь, оставайся, так редко видимся, - подхватили остальные подруги.

-Ой, да что вы, девочки! - вздохнула женщина, завязывая пушистый белоснежный шарф вокруг шеи, - малыши без меня не уснут. Павлушке с ними не справиться.

Она шутливо щелкнула каблучками модных белых сапожек и весело тряхнула головой, после чего буйные рыжие кудри живописно рассыпались по плечам, запламенев на фоне черной ткани куртки.

-Ну, красавица! – восхитились подруги. – Хоть картину пиши! Вот что значит - поздно выйти замуж, да еще за такого парня!

-Да-а, а мы вот, некоторые, уже бабушками стали, - изобразила грусть белокурая голубоглазая красавица с усталым лицом.

-Да будет вам прибедняться, - засмеялась Катерина, натягивая перчатки, - мы все еще молодые и красивые. Приезжайте на новогодние праздники в нашу усадьбу, в баньке попаримся, в бассейне поплаваем, шашлыками на природе побалуемся.

-А что, девчонки, «завалимся» семьями, с мужьями к этой буржуйке в поместье? – предложила именинница.

-Завалимся!- дружно подхватили все четверо и бросились обнимать подругу, но через минуту уже посерьёзнели и пожелали благополучно добраться до дому.

Спустившись с седьмого этажа пешком (лифт, как обычно, не работал даже и в областном центре) и, выйдя из подъезда, Катерина подняла голову и увидела, что все четверо с балкона машут ей руками. Отправив в ответ воздушный поцелуй, она открыла дверцу своей «блондинки», как называла свою беленькую «Оку», села за руль и, дав прощальный гудок, ловко вырулила на проезжую часть. Одобрительного гула однокурсниц, все ещё торчавших на балконе, Катерина уже не слышала, сосредоточившись на дороге: все же центр Екатеринбурга.

                * * *

«Ока» послушно останавливалась перед светофорами, покорно позволяла всяким там иноземным красавцам-автомобилям обгонять себя. Катерине нравилась эта «консервная банка», как иногда обзывали ее раздраженные водители, когда на первых порах она по неопытности нарушала правила. Зато теперь, через пару лет, они с машиной чувствовали себя единым целым, понимали друг друга с «полудвижения». Муж давно предлагал поменять «Оку» на более комфортабельную и надежную иномарку, но их развелось такое множество, что Катерина терялась и ни на чем не могла остановиться. Тем более что нынешним летом они всей семьей на Пашином «Субару» съездили к морю, отдохнули в шикарном санатории, «просадив» кучу денег, взятых в кредит. Ребятишки вволю накупались, загорели, окрепли. Это важнее, чем машина. Впрочем, сама она без амбиций: «Оки» своей не стыдится и даже любит ее.

Октябрьские сумерки не заставили себя ждать: стремительно темнело, да еще тяжелые фиолетовые тучи опускались все ниже, словно намереваясь прилечь и отдохнуть на холодной земле. По лобовому стеклу застучали сухие, жесткие крупинки. Дохнуло зимней стужей. Катерина поёжилась, включила печку, наугад поставила аудиокассету. Зазвучала её любимая еще со студенчества «АВВА». Сразу стало спокойно и уютно. Английским она немного владела и понимала, о чем поётся. В основном, конечно же, – о любви. Особые чувства у неё вызывала песня, название которой на русский язык переводилось примерно так: «День накануне твоего возвращения». Девушка скучала по любимому, который вернется лишь завтра. А для неё это ожидание - целый век! Дела в офисе не ладятся, и все валится из рук, потому что нет рядом любимого. Песня звучала почти 6 минут, и Катерина мысленно перенеслась в юность.

                        * * *

И у неё далеко не всё ладилось, пока она Павлушку ждала, да не день, а … много лет. Зато теперь она счастлива и не мыслит жизни без него и детей. Песня оборвалась. Катерина виновато вздохнула: о чем только она думает – до сих пор не позвонила домой. Пошарив в сумке, вынула мобильник, «долистала» кнопочкой до абонента «дом». В салоне, словно рядом, возник до боли знакомый и любимый голос:

- Катюшка, ты где? Мы уже заждались! – и, словно в подтверждение, в микрофоне зазвенели детские звонкие голоса: «Мама, мамочка, поскорей приезжай!».

- Подъезжаю к повороту на Верхнее Дуброво, - отрапортовала

Катерина, - скоро буду, - и счастливо улыбнулась, запихнув телефон обратно в сумку, но тут же нахмурилась. Подружка-«Ока» вела себя легкомысленно, словно обидевшись на минутное невнимание к своей особе. Колеса скользили по обледеневшей бетонке, и автомашина двигалась зигзагами. «Ну-ну, ты что, милая? - прошептала встревоженная женщина, снизив скорость и крепче ухватившись за руль. – Вот так держись своей полосы и не балуй!» И будто обе облегченно перевели дыхание. Через минуту, словно лёгкая детская ладошка шлёпнула по лобовому стеклу. Ярко-красный круглый осиновый лист прилип к стеклу. «Откуда он взялся? – удивилась Катерина, машинально вспомнив строки: «…уж роща отряхнула багряные листы…», и зябко передернула плечами, мысленно сравнив неожиданного пассажира с каплей крови, расплескавшейся на стекле. А тот, словно поняв тревогу женщины, вспорхнул, завертелся в воздухе и исчез.

                        * * *

Неприятная ассоциация невольно поселила в душе необъяснимую тревогу. Все ещё занятая своими мыслями, Катерина слишком поздно заметила выезжающий с поворота на Сибирский тракт тяжелый «КрАЗ». Растерявшись и забыв о преимуществе проезда по главной дороге, она резко затормозила. Водитель автомашины тоже нажал на тормоза и с ужасом понял, что обе машины неуправляемы на скользкой от гололеда бетонке, и столкновения не избежать. «О, нет! Только не это! Ведь меня ждут…», - было последней мыслью Катерины. Затем последовал сильный удар, ещё удар, вспышка и погружение в беспросветную тьму и забытьё.

- Девушка, милая, зачем же ты тормозила? - Ведь все бы обошлось! – суетился возле перевернутой, помятой «Оки» пожилой водитель, пытаясь открыть дверцу и извлечь бесчувственную женщину. Наконец, ему это удалось. Усадив ее возле покореженной машины, он выбежал на середину бетонки, озираясь по сторонам. Но Сибирский тракт в этот момент был до обидного пуст. И мужчина не стал терять времени, бросился к раненой женщине, по голове и лицу которой лилась кровь, перекрашивая белый пушистый шарф в красный цвет. Первым его движением было подхватить пострадавшую на руки. Затем он изменил свое намерение и попытался протиснуться в салон, откуда доносился мужской голос. Шок помешал ему сразу понять, что голос доносится из мобильника в сумке. С трудом дотянувшись до неё и вытащив наружу, мужчина вынул телефон, но тот, тренькнув в последний раз, умолк. Водитель опустился на колени перед раненой.

-Да жива ли ты, девонька? – нащупав пульс, облегченно вздохнул и бросился к своей машине. С трудом поднялся на высокую подножку (руки, ноги дрожали от пережитого), через распахнутую дверцу дотянулся до коробки с аптечкой, прихватил ее и вернулся к истекающей кровью женщине.

-Сейчас мы тебе первую помощь окажем, - бормотал водитель, зубами разрывая пакеты с ватой и бинтом.- Сейчас твою кудрявую головушку перебинтуем и в больницу поедем.

                * * *

… Дежурные поста ГИБДД сразу обратили внимание на странно двигавшийся в сторону города «КрАЗ». «Пьяный он там что ли?» - предположил один из них, выходя на обочину и давая знак остановиться. «Да не пьян я и не виноват: раненая у меня - гололед подвел», - раздалось из кабины остановившейся машины. – Вызывайте «скорую»!

Неотложка прибыла буквально через четверть часа. Бригада работала слаженно. Раненую женщину осторожно переложили на носилки, поместили в салон. Водитель еще успел отдать сумочку и спросить:

-В какую больницу? Где я смогу её найти, навестить? – но «скорая» уже умчалась, и ответа он не получил. Сержант милиции посочувствовал ему и пояснил: «В таких случаях – в ближайшую Екатеринбурга, в травматологию отвозят». А затем уже более сурово и по всей форме обратился к водителю, который пытался носовым платком стереть кровь с рук и с куртки:

-Попрошу Ваши документы, и проследуем на место происшествия.

… Павел метался из угла в угол, пытаясь справиться с волнением и успокоить малышей. Они никак не хотели ложиться спать, не дождавшись маму. «Что случилось? Почему она позвонила второй раз, но не отозвалась? Наверняка опять не поставила мобильник на блокировку, бросила его в сумку, а через некоторое время задела за неё, телефон сработал, соединившись с последним абонентом, то есть со мной, а шум мотора заглушил мой голос, - размышлял Павел, успокаивая себя. – Но почему сейчас не отвечает?»

И словно в ответ на его мучительные вопросы, зазвенел его мобильный телефон

- Катюша, ты где? Что случилось? – взволнованно кричал он в трубку.

-Ваша жена попала в аварию, - раздался в ответ мужской голос. – В настоящее время она находится в травматологическом отделении больницы N г. Екатеринбурга. Состояние тяжелое. Идет операция.

-Как, какая авария? Она звонила недавно, что скоро будет дома? Как к вам приехать?- горячился Павел.

-Ну, к сожалению, дома она скоро не будет, - отвечал бесстрастный голос привыкшего к подобного рода несчастьям медработника. – А приехать можете,- и сообщил адрес больницы.

                        * * *

Павел вновь заметался по комнатам: куда детишек, с кем оставить? И где они, кстати?

Зашел в детскую. Пятилетняя Дашутка (умница) уложила таки трёхлетних близнецов – Алешку и Антошку – в кроватки и пытается читать им сказки. А те таращат глаза и не хотят понять, почему их не мама укладывает.

-Дашуня, я сейчас к маме поеду, ей помощь нужна. Только ты не пугайся и братиков успокой. Я за соседкой тетей Полей схожу. Она с вами пока побудет, - объяснял он старшенькой, как две капли воды похожей на мать.

-Хорошо, папа, - согласилась дочь. – Мы будем хорошо себя вести. Возвращайся с мамочкой.

Руки дрожали. Сначала гараж не хотел открываться, потом машина долго и недовольно чихала, не желая заводиться и куда-то ехать, на ночь глядя.

-Да к Катюшке же мне нужно! – устав бороться с бездушной железякой и отчаявшись, Павел откинулся на спинку сидения холодного и безмолвного автомобиля. И тот, словно усовестившись, крякнул, и мотор ровно затарахтел.

-Ну, слава Богу, поехали! – махнул он рукой смотревшей из окна детской встревоженной тете Поле.

… Операция еще шла, когда он примчался в больницу, пытаясь узнать состояние жены и не веря, что она жива.

-Мужчина, успокойтесь, что вы, как барышня-гимназистка руки ломаете! – пытался успокоить его вышедший из операционной анестезиолог. – Все идет, как надо. Оперирует сам Владилен Даниилович – это уже гарантия, что Ваша жена будет жить.

Однако он при этом отводил глаза от пытливого взгляда Павла, и тот снова заволновался.

-Сядьте же, наконец, и ждите еще не менее часа! – рявкнул анестезиолог и вернулся в операционную.

Молоденькая дежурная медсестра, сочувственно наблюдавшая за диалогом, со стаканом воды и маленькой белой таблеткой подсела к горевавшему на скамье мужчине:

-Выпейте, это Вас успокоит.

-Вы не понимаете, как она мне дорога! – произнес Павел. – Потерять ее – потерять половину себя, да нет – всего себя. А дети…

-Выпейте же, - настаивала медсестра.

Павел машинально бросил таблетку в рот. Глоток воды дался ему с трудом: словно ком в горле застрял.

                                * * *

Через час дверь операционной отворилась. Павел бросился навстречу худощавому седовласому доктору. От страха и волнения не мог произнести ни слова, лишь умоляюще смотрел на хирурга. Тот понял, устало улыбнулся: все хорошо.

-А можно мне, ну хоть на секундочку, Владилен Даниилович? – просительно заглянул он в глаза хирургу.

Тот удивился, что человек, испытавший такой шок, запомнил его имя, и не смог отказать:

-Вот только на секунду, а потом мы перевезем ее в палату.

… Неужели этот обмотанный марлей кокон – его Катюша? Вместо головы с рыжими кудрями – белый шар. На гладком лице ржавые порезы. Изо рта и носа торчат трубочки, в вену левой руки воткнута толстая игла…

-Катя, Котенок… Я люблю тебя. Не уходи. Мы все тебя будем ждать, - уже на ходу бормотал потрясенный увиденным Павел, когда операционная сестра пыталась вывести в коридор.

Обратно мчался на автопилоте, уже ничего не чувствуя, кроме страшной усталости и опустошенности. Дома объяснил соседке Поле ситуацию, выпил чашку кофе, поцеловал ребятишек и поехал в офис, где его уже ожидал солидный заказчик. Нужно было взять себя в руки. Работу запускать нельзя: Катерине сейчас нужно дорогостоящее лечение, а для детей надо искать няню. Все это стоит денег, а их нужно заработать, выходить на заказчиков, вести переговоры, составлять договоры и не задерживать сроки выполнения заказов. Конкуренты не дремлют. Почувствуют его слабость и переманят клиентов. Сотрудники сочувствовали, предлагали помощь. Павел отмахивался: какая помощь, все сейчас должны четко без сбоев работать в конторе, не делать ошибок. Тогда он не будет нервничать, а по вечерам навещать жену.

                * * *

Он приезжал к ней каждый день. С цветами, с фруктами, словно она могла их видеть, чувствовать. Медсестра ставила цветы в вазу, а фрукты, как велел Павел, уносила в палаты выздоравливающих. А он присаживался на стул, гладил её руку и всё говорил, говорил. Рассказывал о проказах детей, о няне, которая относится к ним очень внимательно, немного балует, об удачно выполненном его фирмой заказе.

-На полученные деньги, Котёнок, я тебе новый красивый автомобиль куплю. Какой ты хочешь? – спрашивал Павел. Он был убежден, что жена слышит его, что своими разговорами он не позволит ей уйти «туда». На седьмой день ему показалось, что ресницы чуть дрогнули.

-Доктор, доктор! – закричал он, выглядывая в коридор. – Она очнулась!

-Возможно, возможно, - тихо шептал её спаситель, склоняясь над кроватью и приподнимая веко женщины.

Но чудо не произошло: она лежала совершенно неподвижно, только физиораствор системы продолжал поддерживать её жизнь.

Тяжело шатаясь, Павел вышел из палаты. По коридору тихо бродили больные на костылях или с перевязанными головами и руками. Все они сочувственно поглядывали на него, а один остановил Павла, жестко взял его за руку и сказал: «Ты, мужик, вот что: не отчаивайся, а верь! Очнется она через пару дней». И пошел дальше.

                                * * *

…После очередного укола Катерине было легко. Она была там, в детстве, в небольшом городке на Волге, с мамой, папой, бабушкой и братом Сашкой. Её вновь качали старые скрипучие качели. По вечерам в доме звучала живая музыка. Это мама – преподаватель музыкальной школы – садилась за пианино. А соседки их двухэтажного шестиквартирного дома усаживались под окном на скамейку и слушали Чайковского, Шумана, Бетховена. Иногда они спорили, что именно исполняет Нина Марковна на пианино ее бабушки, известной пианистки. Бабушка - Анна Адамовна объехала с гастролями весь белый свет. Была лауреатом Международных конкурсов. И пианино у неё было не простое, а очень старинное и дорогое. Дорогое еще и в том смысле, что было подарено высочайшей особой после очередного конкурса, о чем говорила медная пластинка с витиеватой гравировкой: «Бесценной Анне Адамовне от почитателя таланта …». Мужская половина семьи - отец и брат Сашка - к инструменту не прикасались, а вот Катюшка иногда садилась на крутящийся табурет и пыталась создать что-то своё. Но только иногда. А больше всего на свете она любила с друзьями старшего брата играть в казаков-разбойников или пиратов, участвовать в водных баталиях, лазить по деревьям. А качели между двумя высокими березами на самом берегу Волги тянули к себе, как магнитом: «Павлик, сильней раскачай, еще сильней! Я хочу долететь вон до той радуги. Глянь, какая радуга яркая. Кто дойдет, тот клад найдёт!» - верещала девчушка, а паренек бормотал про себя: «Будет тебе и радуга еще, и клад свой найдешь, как подрастешь». Синяки и ссадины постоянно покрывали её ноги и руки. Рыжие кудри были спутаны, а веснушчатое лицо в подтеках грязи. Мама и бабушка сокрушались: «И в кого ты, егоза такая?». Папа только смеялся, а брат хмурился и старался вовремя сбежать к друзьям, сердито крикнув: «Иди лучше на пианино поиграй или в куклы!» - запирал сестренку в комнате. Та поднимала жуткий рев и пыталась выбраться через окно, чтобы присоединиться к мальчишечьим играм.

                                * * *

Жалел её только лучший друг брата – Павлик. Подходил к пианино и говорил: «Садись, Рыжик, сыграем «чижика-пыжика». Девчушка не сердилась на прозвище, усаживалась за инструмент, и четыре руки бойко сновали по клавишам. Это были счастливые моменты её детства. В результате Катя всей душой при­вязалась к Павлику. Для неё он был самым любимым челове­ком после родителей, которым она заявила, что вырастёт, замуж за него выйдет, родит дочку и сыноч­ка. Взрослые снисходительно улыбались, а Сашка ехидно смеялся: «Нужна ты ему! Все девчонки в классе за ним бегают». А Павлик почему-то смущался и переводил разговор на другую тему.

Когда пришла пора идти в школу, Катя категорически заявила: «Пусть Павлик меня ведет». И он вел её за руку, нес порт­фель. Три года на переменках она бегала к нему в класс, делясь ра­достями и огорчениями, а он терпеливо выслушивал.

В четвертый класс Катя шла без радости: Павлик окончил школу и поступил в МИФИ, уехал в Москву. Девочка безумно скучала. Но вскоре и в её жизни произошли перемены: родители переехали на Урал, а Катя, окончив школу, по­ступила в УПИ и закружилась в вихре студенческой жизни. О Павлике вспоминала все реже. После института уехала в Томск. Город понравился старинной резьбой на столетних благородных домах. Вот в таком доме она и нашла вторую семью, выйдя замуж за местного молодого художника Евгения. Очень хо­тела детей. Однако молодой талант был против: убеждал, что еще рано, что ребенок помешает создать ему шедевр. Время шло. Шедевр не рождался, а потому не рождался и ребенок. Отношения с мужем ухуд­шились. Он стал прикладывать­ся к бутылке, пробовал наркотики, чтобы пробудить в себе талант. Свекровь все чаще обвиняла Катерину в том, что сына преследуют неудачи, что он стал заглядываться на других женщин.

                        * * *

Говорят, беда одна не приходит: возвращаясь из отпуска, погибли в авиакатастрофе родители. А ей все чаще снил­ся Павлик. Она слышала его ласко­вое: «Все будет хорошо, Рыжик!» И Катерина решилась оставить мужа, вернулась на Урал, в Екатеринбург в осиротевшую квартиру родителей, но жить в ней не смогла: слишком многое напоминало здесь о счастливой жизни с родителями. Утомлял шумный город. Хотелось тишины, покоя. Попало на глаза объявление в газете: «Меняю Заречный на Екатеринбург». Раздумывать не стала. Обменяла квартиру, поселившись в 9-этажке в начале города, устроилась на БАЭС.

Были в её жизни мужчины, но ни в одном из них не видела она своего мужа и уже смирилась с судьбой одинокой женщины. Возвращалась с рабо­ты, читала, вязала, смотрела телевизор. Деревья за окном меняли цвет листвы. Осенью рдели гроздьями рябины. Молодые пары катили по тротуару коляски с младенцами. Жизнь бурлила, но шла мимо её.

Лишь командировки разнооб­разили её. Однажды Катерина попала в город, где родилась. На­шла свой дом и зашла к соседям. Увидев старенькое пианино (пе­реезжая, родители отдали инструмент им), расплакалась, при­коснувшись к клавишам. «Про­дайте мне его», - умоляла, всхлипывая. «Конечно, конечно, - успокаивали хозяева, - оно твое». Катя отправила его в Заречный. И часто вечерами ставила на лю­бимый инструмент свечу в ста­ринном канделябре и импрови­зировала, вспоминая Павлика.

                                * * *

...Однажды, когда она в ожидании автобуса стояла на остановке, рядом остановилась вишневая «девятка». Дверца рас­пахнулась, и седовласый води­тель предложил подвезти. Катя опаз­дывала на работу и не отказа­лась. Разговорились. Оказалось, что он работает на соседнем предпри­ятии, а зовут его Па­вел. На следующий день история по­вторилась. Он стал постоянным водителем, и как-то дождливым осен­ним вечером под­вез Катерину с работы до дома. Было сыро, холодно, и она пригласила его на чашечку чая. Вой­дя в комнату, он ос­мотрелся и сделал резкий шаг к пиани­но, коснулся рукой металлической пластинки: «Что это? Откуда?». «Оно мое, из детства», - ответила Катерина, недоумевая, чем вызвано его изум­ление и холодея в предчувствии чего-то несбыточного. «Ты - Катюшка, Рыжик?! - воскликнул он, всматриваясь в лицо женщины. - А где веснушки, рыжие кудри?». «Да, это - я, а ты - Павлик?!». «Неужели меня тоже не узнать? Ты похорошела, а я по­старел». «Если хочешь, я снова стану рыжей и верну веснушки». «Ну, веснушки как хочешь, а рыжие кудри непременно!».

Взволнованные, они присели на ди­ван, забыв о чае, и, перебивая друг друга, рассказыва­ли о себе. Павел объяснил проис­хождение, ранней седины и едва за­метных шрамов на лице и руках. В институте он увлекся альпинизмом. И при очередном восхождении на Памир их группу накрыла снежная лавина. Все, кроме Пав­лика, в том числе его любимая девушка, с которой уже намети­ли день свадьбы, погибли.

Медики чудом спасли ему жизнь, а на память остались шра­мы и седина. Потрясение было настолько сильным, что Павел бросил институт и завербовался на Крайний Север, долго жил в одиночестве и не сразу решился вернуться к людям. Решившись, взял географическую карту Рос­сии, закрыв глаза, наугад ткнул пальцем и попал в … Белоярское водохранилище.

Приехал, купил маленький до­мик в Боярке, устроился на ра­боту, а в свободное время рядом с домом стал возводить двух­этажный коттедж. Все делал сам, никого не нанимая. Это помога­ло уйти от мрачных мыслей. С особой тщательностью занимал­ся внутренней отделкой, посте­пенно оттаивая душой и пред­ставляя, как поселится здесь вместе с любимой женщиной, как зазвенят детские голоса. И однажды, два года спустя, обратил внимание на стройную блондин­ку с печальными глазами. Она все больше занимала его мысли, но подойти не решался, проезжал мимо, бросая на нее мимолет­ный взгляд. Но, наконец, сделал шаг навстречу.

                                * * *

… Дом они достраивали вместе. Продумали до мелочей внутрен­нюю планировку, отделку. Полу­чилось очень уютно, особенно в детской комнате. Красивой по­лучилась и лужайка перед домом с песочницей и «грибком», бассейном, где в жар­кие дни плещется трое ребятишек.

-Бассейн! Антошка не умеет плавать! Павлик, Павлик, он утонет! – неожиданно неразборчиво и взволнованно заговорила уже столько дней находящаяся в коме женщина.

-Катюша, милая, ты очнулась! – Павел целовал ее руки, глаза, из которых лились слёзы. – Никто не утонет, милая. Все хорошо. Теперь все хорошо.

-Павлик, я домой хочу, к детям. Я всё слышала, о чём ты говорил. Как хорошо, что ты не отпустил меня «туда», а «там» так легко. Я вспомнила всю свою жизнь, и я очень хотела вернуться к вам, к снегу, к дождю, к радуге, к нашему пианино.

Стоящие в дверях медсестры откровенно плакали, слушая свою пациентку, а доктор подозрительно часто моргал глазами: «Будет жить! Но еще ноги надо восстановить».

Прошёл еще месяц. Наконец, снят гипс с ног. Ежедневный массаж постепенно восстанавливает им силу. И вот первые шаги.

-Мама, мамочка, пошла! – радостно визжат трое малышей. – Поедем домой!

-Только через неделю,- пытается быть строгим седовласый доктор, наблюдая за счастливой семьей.

Миновала неделя.

-Павлик, ты один за мной приехал, без детей? – Катерина разочарованно заглянула в салон автомобиля.

- Конечно, один: они же тебя дорогой всю измочалят, изомнут, измусолят, - смеётся Павел, бережно пересаживая жену из коляски на переднее сиденье автомобиля.- Ну, с Богом, - произносит он шепотом, и они оба машут руками вышедшему на крыльцо персоналу больницы - людям, которые еще одному человеку вернули жизнь.

Двигались не спеша: у Катерины после аварии еще оставался страх перед скоростью. Искрившийся под ярким солнцем снег слепил глаза.

                        * * *

-Скоро Новый год, - мечтательно произнесла Катерина. – Девчонки обещали приехать.

Павел в ответ только хмыкнул и незаметно прибавил скорость.

-Ну, вот и дома! Извольте выйти, мадам! – открыв дверцу машины, Павел протянул жене руку. Она неуверенно ступила на снег, изумленно оглядела все вокруг:

-Ой, что это? Какая огромная гора с катушкой? Неужели сам?

-Да это Михаил Иванович подсуетился, навозил снегу на своем «КрАЗе», завтра заливать катушку будем.

-Какой еще Михаил Иванович?

-Ну, который вначале тебя переехал, «Оку» твою измял, а потом решил спасти, не дал помереть красивой женщине. Так, Михаил?- обратился он невесть откуда появившемуся высокому бородатому мужчине.

-Ну, так это, невиноватый я …, - растерянно замялся мужчина.

-Ага, она сама подвернулась, - весело добавил Павел. – Да ладно тебе, Катерина, верно не виноват он. Глянь лучше в эту сторону.

Катерина повернулась и изумленно распахнула глаза: под солнцем серебрилась красавица-машина.

-Ой, а как её зовут?

- Да хоть как. А вообще-то это «Тойота Раум». Знакомьтесь!

Катерина неуверенно подошла к машине. Павел распахнул дверцу и бережно усадил жену на переднее сиденье.

-Вот это сюрприз! – прошептала Катерина.

-Но ещё не весь – оглянись назад!

-Мамочка, с возвращением!- завопили три голоса с заднего сидения. – Это твоя новая машина, здесь даже телик есть. Здорово, правда!

-Что? Опять слёзы,- Павел протянул жене носовой платок. – Улыбайся, сюрпризы еще не кончились.

-Ой, девчонки приехали! – воскликнула Катерина, выбираясь из машины и попав в объятия подруг.

-Твой муж-змей: только вчера рассказал, что с тобой случилось, - жаловались подруги.

-Да, скажи вам, к жене не прорваться было бы: оккупировали бы палату. А так у меня была возможность каждый день с ней общаться, - улыбался Павел.

-Дети, девочки, Павлик, посмотрите, какая радуга! И это зимой-то. Невероятно. Пашка, сознавайся, что ты её организовал.

-Да вы что, она сама пришла – чудо природы, - испуганно отпирался Павел. И все засмеялись.

Т. СОЙКА.

P.S. Описанные события вымышлены. Любые совпадения случайны.

(Т.О., попрошу сохранить тайну псевдонима.)

Версия для печати