Перед этим поколением мы в долгу

Валерий КРУШЕЛЬНИЦКИЙ,

член союза журналистов России,

писатель

- Кто говорит, что на войне нестрашно, или сильно лукавит, или никогда на ней не был и не испытал на собственной шкуре, что это такое, - Иван Алексеевич замолчал, задумался, весь ушёл в себя, как бы начиная вновь переживать события тех давно ушедших в историю дней и лет. Но через какие-то несколько мгновений он вновь заговорил своим глуховатым голосом, медленно подбирая слова.

- На фронт я попал уже относительно взрослым человеком, шёл мне в ту пору 22-ой год, после окончания Хабаровского военно-политического училища, в звании младшего политрука и в должности заместителя командира роты по политической работе.

К этому времени за нашей спиной уже были победы над фашистами под Москвой и Сталинградом. Да и год был не 1941, а 1943-й, когда мы спесь с немца уже здорово сбили. Но наш 41-ый стрелково-миномётный полк, входивший в состав 2-й Дальневосточной армии, попал не куда-нибудь, а под город Белгород, на знаменитую теперь Курско-Орловскую дугу, на которой враг решил взять реванш за все свои предыдущие поражения.

Наш полк, как и вся армия, считался кадровой частью. Но прибыли мы на фронт из глубокого тыла. Многие солдаты, в том числе и мы, младшие офицеры, были необстрелянными вояками. Войну видели лишь в кино, где мы лихо расправлялись с любым врагом, будь это фашист или японский самурай. Но когда 9 июня 1943 года на наши позиции пошли немецкие танки и масса пехоты, всё поливающая перед собой свинцовым дождём, когда от пушечных взрывов, рёва моторов и лязга гусениц задрожала земля, вот тогда стало по-настоящему страшно…

И вновь мой собеседник, Иван Алексеевич Сединкин, замолчал. Я вижу и чувствую, что воспоминания о тех страшных и незабываемых днях взволновали его. Но он это волнение старался не показывать. Его полноватое лицо, несмотря на возраст, почти без морщин, спокойно. Волнение выдают лишь слегка подрагивающие пальцы больших рабочих ладоней, лежащих на столе, за которым он сидит.

Из его дальнейшего рассказа я узнаю, что первый бой у Ивана Алексеевича длился беспрерывно в течение почти полутора недель. Его рота, их полк, другие части, стоящие слева и справа, отбивали непрерывные атаки немецкого танкового корпуса, который стремился прийти на помощь своим войскам, которых Красная Армия начала уже одолевать под знаменитой впоследствии Прохоровкой, где завершалось нашей победой танковое сражение двух армий, самое большое в истории Великой Отечественной войны.

- Бои были не просто тяжелыми, а ожесточёнными. От беспрерывной пальбы раскалялись стволы пушек, пулемётов. Не раз сходились с немцами врукопашную. А что может быть страшнее такой схватки?! Перед нашими позициями горели десятки подбитых немецких танков, среди которых немало было новейших «тигров» и «пантер». Всё пространство перед нашими траншеями было устлано вражескими телами, которые в течение нескольких дней просто некому было убирать.

Но крепко досталось и нам. На моих глазах чуть ли не в пыль разлетались пушки вместе с расчётами от попадания в них вражеских снарядов. Гибли десятки и сотни наших солдат и офицеров. От моей роты к 15 июня, когда бои уже начали стихать, не осталось и половины личного состава. Но мы верили в свою победу и победили.

А потом у Ивана Алексеевича Сединкина боевые дороги пролегли в Белоруссию, где в боях под Гомелем он получил тяжёлое ранение и пролежал в военном госпитале несколько месяцев. О том, что ранение было тяжёлым, говорило то, что на военно-врачебной комиссии его признали «ограниченно годным к военной службе». Но старший лейтенант И.А. Сединкин был человеком своего поколения, поколения советских людей, для которых такие понятия как честь, верность присяге, долга перед людьми и страной были не пустыми словами. Поэтому от демобилизации он отказался.

Прекрасно понимая, что победа над германским фашизмом будет за нами, советское командование начинает формировать воинские части для дальнего Востока, так же понимая, что после Германии предстоят бои с японцами, которые не оставляли попыток захватить наш Дальний Восток. Командиров одного из воинских эшелонов, уходящих на Амур, и стал старший лейтенант И.А. Сединкин. Проехав почти всю страну, осенью 1944 года их эшелон прибыл в город Благовещенск, а затем часть, в которой он служил, разместили в Гродековском укрепрайоне. Почти год, до августа 1945, нёс службу на границе с Китаем, почти ежедневно вылавливая вражеских лазутчиков, среди которых были не только японцы, но и наши, русские белогвардейцы.

- Я думал, что самыми незабываемыми для меня будут бои с немцами на Курской дуге, не менее ожесточённые бои под Гомелем. Но бои с японцами также остались в памяти. Они тоже были умелыми солдатами, Дрались отчаянно. В плен сдавались неохотно, особенно в начале войны. Чтобы не уходить с позиций, даже приковывали себя цепями к пушкам или пулемётам. Таких японских солдат я видел не одного и не двух.

А потом Иван Алексеевич рассказал мне об одном военном эпизоде, произошедшем в августе 1945 года, который красноречиво говорил не только о японском коварстве и жестокости, но и нашей русской беспечности.

- Мы только что захватили небольшой китайский город Сахалян, что стоял на противоположном от нас берегу Амура. На железнодорожных путях стояло несколько цистерн со спиртом. Ну, наши солдатики, разузнав об этом, растащили спирт, кто сколько мог. Изрядно к нему приложились и, не выставив никакого охранения, заснули. А ночью японские диверсанты ножами перерезали почти всю часть. Мало того, переправившись через Амур, порезали наших раненых солдат в одном из военных лазаретов. Шуму после этого было много. Многим нашим командирам досталось за это. Тогда ведь спрашивали очень строго, вплоть до расстрелов и штрафбатов.

Достойно воевал советский советский офицер И.А. Сединкин. На его груди два ордена Отечественной войны, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и Японией. Всего у него 22 награды. Уже в мирные годы награждён был высшим советским орденом, орденом Ленина. Большая, в 88 лет, жизнь за плечами у почётного жителя города Заречного И.А. Сединкина. Но глядя на его кряжистую фигуру выше среднего роста, этих лет ему не дашь. Он спокоен, я бы сказал, медлительно обстоятелен. Каждое слово его продумано, верно и чётко, без резких интонаций. И эта обстоятельность, рассудительность, надёжность внешняя и внутренняя у всех, я уверен, в том числе и у меня, оставляет в отношении к Ивану Алексеевичу самые добрые чувства и, прежде всего, чувство искреннего к нему уважения.

Иван Алексеевич, как я уже сказал выше, человек своего советского поколения. Родился в крестьянской семье, в небольшой деревне Малый Кизат. В 1920 году, уходя от наступающих красных, за связь с большевиками и помощь партизанам колчаковцы расстреляли его отца Алексея Андреевича Сединкина. Мать, Прасковья Афанасьевна, осталась одна с тремя детьми. Одной из первых вступила в колхоз. Позднее учётчиком в этом колхозе стал работать средний брат Ивана Алексеевича Михаил. В 1937 году вместе с председателем колхоза за то, что вовремя не убрали 70 га пшеницы, оставили ей под снегом, был расстрелян как «враг народа».

Живя и учась в деревне, научился маленький Иван косить, и пахать, и скот пасти. О том, что хлеб действительно достаётся человеку нелегко, узнал не понаслышке. Крестьянская закалка, уважение к людям, которое в его семье, где он рос, почиталось за главное, дух и моральные принципы того времени способствовали в итоге тому, что вырос он патриотом своей Родины, готовым всего себя отдавать людям, что он и делал всю свою жизнь. Продолжает делать это и сегодня.

А нам, знающим и уважающим его, остаётся лишь одно. В преддверии великого дня – 65-летия Победы, пожелать ему здоровья и долгих лет жизни, любви и уважения к нему детей, внуков, правнуков, всех тех, кто его знает и кому он дорог.

Версия для печати