Жизнь – явление полосатое: мама, не горюй!

ЖИЗНЬ – ЯВЛЕНИЕ ПОЛОСАТОЕ

МАМА, НЕ ГОРЮЙ!

Не знаю, кто уж надоумил Валерия Борисовича начертать подобный призыв на заднем стекле своей иномарки. Последствия сего поступка оказались весьма негативными. Мама, в чьих жилах бушевала грузинская кровь, спросила сынка:

- Ответь мне, это что – психологическая подготовка на случай, если ты за рулем свернешь себе шею или разобьешь свою глупую башку о придорожную березу?!

Сынок ответил витиевато, в основном напирая на огромную любовь к матери. Надпись он, однако, не ликвидировал, поскольку выполнена она была профессионально и за нее заплачены деньги. Поняв, что уговорами от сыночка ничего не добьешься, Нателла Викторовна объявила голодовку. Вытащила на середину комнаты матрац, поставила рядом бутылку минеральной воды, горшок и залегла. Прикрыв глаза тяжелыми веками, как больная курица.

Не ожидая такого поворота событий, Валерий Борисович счел нужным посоветоваться с другом Васей, который украсил свой личный транспорт более трогательной надписью: “Жди меня, и я вернусь!”.

- Не иди на поводу, - поучал Василий друга за распитием пивка. – Сейчас это престижно, можно даже сказать, что своеобразный талисман.

- Так она даже горшок поставила. Не встает и не разговаривает…- тосковал Валерий. – Весь дом уже в курсе события, соседки на ее стороне. А на меня как на вредителя смотрят.

Друг больше ничего не посоветовал, поскольку его жена, наоборот, среагировала правильно усмотрев в призыве символ верности семейному очагу. Валерий поплелся домой.

На лестничной площадке он столкнулся с соседкой Ольгой, которая прошила его насквозь осуждающим взором и проследовала к своей двери. Дома интерьер несколько изменился. Бутылка минералки была опорожнена наполовину, зато горшок (Валерий хорошо помнил его с детства) тоже требовал опорожнения. Внутренне содрогнувшись, он прочитал матери целую лекцию о том, что можно было лечь и на диван. В конце концов, самостоятельно сходить в туалет, а не унижать его, Валерия Борисовича, будучи самой в здравом рассудке. Нателла Викторовна молчала. Рядом на салфетке стояла нетронутая тарелка с нарезанной колбаской и большим красным помидором. Не иначе, как Ольга позаботилась, подумал Валерий Борисович и незаметно съел все это, поскольку на домашний обед пока рассчитывать не приходилось. Характер матери он знал отлично: она всегда добивалась своего. Кроме того, сын вспомнил, что по телевизору как-то показывали голодающих. Все они лежали на матрацах и пили минеральную воду.

- Вынеси горшок! – вдруг властно произнесла Нателла Викторовна и повернулась на другой бок. Он покорно исполнил ее просьбу и, проклиная в душе себя за надпись, взял бутылку ацетона и спустился вниз к машине.

Проклятая краска не смывалась, стекло стало мутным, как и настроение Валерия. Над ним уже посмеивались дворовые мальчишки. Внезапно его осенило. Он достал из дорожной аптечки лейкопластырь и приклеил к испорченному стеклу плакат с полуобнаженной девицей, которая рекламировала “Кока-колу”. На балконе появилась Ольга, и он был уверен, что она не утерпит и расскажет матери, что сын исправил свою оплошность. Далеко поехать он не мог по причине выпитого пивка, но в сад съездил, копнул молодой картошки, посудачил с соседом по участку. Тот указал на стоящий неподалеку автомобиль. На заднем стекле красовалась волнующая надпись: “Не дай теще торжествовать!”.

Очевидно, водитель намекал на свою случайную погибель. Мужики дружно поржали. Что поделаешь, мода и престиж диктуют свои права.

Дома все было в порядке. Нателла Викторовна плавно вышла из голодовки, навернув тарелку бульона. На плите ждала Валерия Борисовича курица под ореховым соусом по-грузински. Мать, как всегда, сумела добиться своего.

СТРАДАНИЯ СЛЕСАРЯ КАРГОПОЛОВА

Однажды довелось мне пожить на чужой квартире в качестве сторожа. Подруга уехала в длительную командировку, оставив на мое попечение целый дендрарий домашних растений, таксу Вангу и аквариум с рыбками. Как всегда бывает в чужих квартирах – пришлось приспосабливаться к новым условиям. И растения, и животные повели себя неадекватно, отвергая мои искренние чувства заботы и любви. Рыбки начали пожирать друг друга. Растения “повесили носы”, несмотря на регулярный полив и ласковый с ними разговор. Больше всего забот доставляла такса. Ножки у нее были короткими, а лестницы домов в старом поселке довольно крутыми. Поэтому, преодолев несколько ступенек, собачка просто-напросто катилась с визгом вниз.

- Вы ее на ручки возьмите, Леночка всегда так делала, - этот совет дала мне соседка по лестничной площадке Тамара. Я уже была немного знакома с ней, правда, при обстоятельствах весьма странных. Однажды вечером мое чаепитие перед телевизором было нарушено непонятными звуками на лестнице. Складывалось впечатление, что тащат большой мешок, затем его роняют, и он катится вниз под вопли и матюки его хозяина. Я выглянула за дверь и глазам моим предстало жуткое зрелище. Это возвращался домой слесарь Каргополов – муж Тамары, преодолевая три лестничных пролета на четвереньках. Вдребезги пьяный, с разбитым лицом, он делал отчаянные попытки преодолеть подъем, но каждый раз, подобно таксе Ванге, с грохотом скатывался вниз. Я постучалась к соседке, которая, видно, была привычной к подобному безобразию, и взирала на происходящее со скептицизмом русской бабы.

- На каком он этаже? – поинтересовалась Тамара, хлопоча около плиты.

- Был на втором, сейчас снова на первом, - отвечала я, удивляясь спокойствию домочадцев Каргополова.

- Через час будет дома, - уверил меня сынишка Тамары – подросток лет двенадцати. Он рассчитал время точно. И через час хлопнула дверь – Каргополов вернулся в свои пенаты.

Надо сказать, что слесарь Витя Каргополов был самым несчастным из смертных. Не в силах справиться с “зеленым змием”, он служил объектом постоянных экспериментов над собой его жены Тамары. Желая отучить мужа от пьянства, она поила его всевозможными снадобьями, даже пургеном. Каргополова слабило, не “отрывая ото сна”, но пил он после этого еще более люто. И вот в один прекрасный день от какого-то лекарства в результате сложных химических реакций Витя посинел как баклажан. С ужасом гладя на себя в зеркало, он хотел прибить супругу, но Томка вовремя вооружилась сковородкой и вытолкнула благоверного за дверь. На работе слесаря Каргополова не поняли и отправили в медсанчасть. От позора Виктор туда, конечно, не пошел, а сел под яблоньку во дворе дома и вместе с изумленными дружками стал придумывать для жены кару.

Вечером в дверь ко мне позвонили. Синий Каргополов топтался за дверью с потерянным видом. “Зайди ко мне”, – бросил он, и я поняла, что случилась беда. Томка лежала в жару, разметавшись по кровати. В комнате царил беспорядок, дети не садились за уроки, а Витя пытался из фарша слепить котлеты. У Томки была жуткая ангина. Я засучила рукава и, покрикивая на Каргополова, занялась хозяйством. Прежде всего, вызвала “Скорую”, напоила Тамару теплым питьем, измерила температуру, послала старшего сынишку за лекарством и придала котлетам надлежащий вид. Семейство поужинало. Синий благодарный Каргополов, трезвый, как стеклышко, спросил у меня телефон. Может, когда что починить придется, а здесь я – временный житель.

Пока Томка болела, супруг держался изо всех сил. Вежливо здоровался. Синева постепенно исчезала.

Через два месяца приехала подруга Лена. Мы посидели, выпили чаю с бальзамом “Битнер”. Я отчиталась за доверенное хозяйство. Леночка вышла меня проводить. На уровне второго этажа стоял на четвереньках человек. Это слесарь Каргаполов возвращался в свои пенаты.

Л. Киценко

Версия для печати